Однако, как уже было сказано, этих «маршёров» было очень много. А ружья, из которых они бабахали, хотя и не были кремневыми, а практически у всех были капсульными середины  XIX века, тем не менее, издавали ужасающий грохот и нравились публике. В большом бою издалека не различимо, из чего сделаны мундиры, зато публике было видно много ярких солдатиков, много ружейной пальбы, много дыма и много треска барабанов.

За неимением лучшего все это позволяло создать красивый общий фон, и в массе смотрелось не так уж страшно… Кроме того, среди английских реконструкторов, мы увидели то, чему следовало бы поучиться. Безупречные мундиры, хорошее знание уставов и дисциплина в строю.

Все это было для нас хорошей школой. Без сомнения, битва при Ватерлоо 1990 года еще раз подтолкнула развитие нашей реконструкции. Разъехавшиеся по своим городам члены наших клубов могли теперь рассказать своим друзьям о «чудесах», которые они видели на поле боя под Брюсселем. О том, что в Европе стреляют из настоящих муляжей орудий, грохочут повсюду выстрелы из ружей, а кавалерия ходит в атаку в сомкнутом конном строю.

Наконец, для нас стало очевидно, что при должной подаче битвы военно-исторические реконструкции могут быть интереснейшим событием, привлекающим внимание зрителей и прессы. Если не ошибаюсь, на поле боя при Ватерлоо в 1990 году было если не сто тысяч зрителей, то, по крайней мере, количество близкое к этому. Битву снимали десятки телевизионных камер, а туристы приехали со всех концов Европы.

Но летом 1990 года мы побывали не только на поле боя при Ватерлоо. Мне удалось организовать еще одну международную поездку, на этот раз на военно-исторический фестиваль, который проходил во Франции в июле 1990 года в местечке Мурмелон. Этот фестиваль был организован 4-м драгунским полком французской армии, располагавшимся в этом старинном военном лагере. На фестиваль в Мурмелон отправилась команда 32-го линейного полка и Павловские гренадеры.

Клуб Павловский гренадерский полк родился ещё в 80-х годах в Петербурге, но завершение его создания во многом было связано с этой поездкой, ведь в те времена съездить во Францию, да еще и в такую интересную поездку, было делом совсем непростым. И возможность ее дала мотивацию людям побыстрее доделать форму и встать в строй.

Нужно сказать, что униформа Павловского полка, созданная под руководством Виталия Королева, была практически безупречной. Возможно, в ней и были какие-то мелкие изъяны, но, в общем, она смотрелась великолепно, и самый лучший современный реконструктор, который сомневается в этом, может посмотреть журнал «Tradition» № 52 за май 1991 года. В этом номере журнала в статье «Павловский полк в 1811 году» произведен полный разбор амуниции Павловского гренадера, унтер-офицера и барабанщика. А Павел Никаноров и основатель полка Виталий Королев сфотографированы в своих безупречных мундирах.

Нужно сказать, что и 32-й линейный тоже подтянулся, это была уже форма не на эпоху республики, а хорошие мундиры эпохи империи, где-то годов 1808─1809-го. Не помню, были ли у 32-го линейного стреляющие ружья, но в остальном облик полка был более чем достойным.

Петр Федорович Космолинский снова встал в строй полка как его сапер. Это был его последний выезд в форме наполеоновского солдата. А вот А. Валькович, каким-то образом с помощью ЦК пристроившись к нашей поездке, вдруг надел на себя русский офицерский мундир. Это был мундир подполковника по квартирмейстерской части. Всерьез его как офицера никто не воспринимал, и он просил Виталия Королева не прогонять его от строя, когда он становился рядом с солдатами в русских мундирах. В ответ на мой вопрос, зачем этот мундир и почему он его надел, он отвечал, что так нужно для дела. Позже я хорошо понял, для какого дела ему это потребовалось…

При подготовке мероприятии в Мурмелоне, я познакомился с тогдашним помощником редактора журнала «Tradition» Жаном-Луи Вио. Этот человек проникся ко мне какой-то неожиданной огромной симпатией, которую потом через несколько лет, он сменил на также неожиданную и столь же немотивированную неприязнь. Но в те времена нашей поездки на Мурмелон он нам очень многим помог. Мы были очень хорошо приняты французской армией и располагались в казармах 4-го драгунского полка. Как легко может догадаться читатель, современный 4-й драгунский вовсе не сидит на лошадях, это вполне современный танковый полк, на вооружении которого были лучшие современные танки. Как приятно  неожиданно было увидеть на танках, стоящих перед казармой, надписи Фонтенуа 1745, Эйлау 1807, Фридланд 1807! Именно таким образом передаются в армии традиции, недаром девизом Первого полка французской пехоты были слова «Прошедшему верность ─ для будущего пример».

Наши поездки в 1990 году на поле сражения при Ватерлоо и в Мурмелон, без сомнения, дали нам импульс. И Бородино 1990 года выглядело уже иначе, чем Бородино предыдущего года. На этот раз реконструкция сражения была устроена на том месте, где оно проводится обычно сейчас, и которому придумали довольно странное то ли русское, то ли немецкое название «плац- театр».

В 90-м году нас было уже, наверное, 300─400 человек. Возникли и первые муляжи артиллерийских орудий. Наконец, с русской стороны появилась и кавалерия, хотя, конечно, еще очень слабая. Основную массу конницы составлял все тот же Алабинский кавалерийский полк.

Что касается меня лично, то я впервые сел в сражении на лошадь. Это была моя первая попытка, и чувствовал я себя в седле крайне неуверенно. Первый «урок» верхового искусства мне преподал какой-то офицер полка, который возглавлял отряд, прибывший на поле сражения. Он в течение пары минут показал мне, как правильно держать поводья, корпус и ноги в стременах. Потом поехал рысью, а через минуту перешел на галоп. Мой конь, который следовал за конем офицера, также бросился крупным галопом.

Упаси Бог вас, если вы еще не сидите в седле, от таких уроков! Я не знал даже, за что держаться, и усидел только каким-то чудом. Хотя, если бы этот господин объяснил бы лишь как надо действовать, когда лошадь идет в галоп, и поездил бы перед этим со мной хотя бы четверть часа, такой урок пошел бы на пользу. Позже, когда я стал уверенно себя чувствовать на коне, я разработал некую систему экспресс-метода обучения, когда любого здорового парня, не труса, можно за полчаса обучить более-менее держаться на коне и даже скакать в галоп. Но для этого «преподаватель» должен держаться колено в колено со своим подопечным, быть внимательным к нему и помочь снять человеку тот стресс, который неминуемо он испытывает, когда первый раз садится на лошадь. Увеличивать же неуверенность новичка подобным обучением может лишь не очень хороший учитель.

В «битве» 1990 года была уже пиротехника, штурм русского укрепления и бой за мост, который военные навели из современных понтонов через реку Колочь. Наконец, битва 1990 года была отмечена еще одним эпизодом, но который сыграл в движении реконструкции впоследствии дурную роль.  Мой тогдашний помощник Александр Валькович жутко обиделся на меня за то, что я не пожелал принять его сценария реконструкции. Позже он сам признался, что именно тогда он поставил себе задачу отомстить и нанести мне максимальный ущерб. Не знаю, так ли это или нет, но, наверное, этот эпизод сыграл свою роль в истории нашего движения…

Где-то на рубеже 1990─1991 годов произошел съезд нашей Федерации. Хотя особых стычек с комсомольцами у меня не было, но, тем не менее, им захотелось получить все-таки фигуру поудобнее, более управляемую, более «аппаратную». На эту роль ЦК ВЛКСМ выдвинул полковника Советской армии Александра Семченко, а сам съезд и выборы были обставлены очень хитро. Когда я поднялся в президиум, я увидел в зале примерно половину лиц, мне знакомых по военно-исторической реконструкции, а половину совершенно незнакомых «дядек». Эти дядьки представляли различные шефские организации типа Всесоюзного общества ветеранов, или общества пенсионеров против курения, никогда и нигде эти люди не показывались на наших мероприятиях, ничем движению не помогли ни они лично, ни их организаторы. Но тут они также приняли участие в голосовании наравне со всеми. Разумеется, за кого голосовать, им была поставлена задача руководством. Хотя подавляющая часть представителей исторических клубов проголосовала за меня, но президентом Федерации был избран Семченко. Впрочем, этот президент почти ничего не сделал, и, в общем, его короткое правление ─ всего лишь несколько месяцев ─ не было отмечено ровным счетом ни одним крупным мероприятием, ни одним сколько-нибудь важным событием.

Наступил август 1991 года, и та страна, в которой я родился и жил, как и миллионы моих сограждан, зашаталась, рухнула и развалилась. В последние августовские дни я осуществлял поездку по Украине, России, посещая военно-исторические клубы. Мой последний визит был в Брянск, а утром 19 августа я прибыл в Москву. Едва приехав, позвонил д’Абовилю (Алексею Юрьевичу Павлову) и стал говорить с ним по поводу встречи и по поводу будущего Бородина.  Говорил я спокойно, и через какое-то время д’Абовиль спросил меня:

− Сир, а Вы еще ничего не знаете?

Я не понимал, о чем идет речь, тогда он сказал мне:

− А Вы не знаете, что у нас в стране переворот и что по Москве движутся танки?

− Танки, где они?

− Должны идти по Кутузовскому и дальше к центру.

− По Кутузовскому? ─ изумленно ответил я, ─ Но я как раз рядом с Кутузовским, у Киевского вокзала. Подождите минутку.

Pages: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12